Битва за Францию - Страница 34

ГЛАВА 15. КРАСНЫЙ ГЕРЦОГ

На ближайшем суде графу де Шале был вынесен смертный приговор. Узнав об этом, отчаявшаяся герцогиня де Шеврёз вызвала в Нант его мать.

Франсуаза де Монлюк была достойной женщиной, без памяти любившей своего сына. Нечего и говорить, что она тут же включилась в борьбу за его спасение. Но материнские слёзы не смогли растрогать каменные сердца короля и его первого министра.

— Он умрёт, — прошептала несчастная женщина, вернувшись в особняк Шеврёзов после королевской аудиенции. — Нет никакой надежды.

Шевретта бросилась её утешать. Монтегю, нахмурясь, наблюдал эту душераздирающую сцену.

— Глупость должна быть наказана, — позже заявил он герцогине де Шеврёз. — Шале должен понимать, что, подписав признание, он связал нам руки и обеспечил себе эшафот.

— Скажите об этом его матери, — парировала Мари. — О, Господи! Уолтер, неужели нет никакой надежды? Ведь кровь Анри будет на моей совести. Ведь это я... я втянула его в эту авантюру.

Она громко зарыдала и бросилась любовнику на шею. Уолтер, который не мог равнодушно созерцать женские слёзы, привлёк её к себе.

— Вы мне поможете спасти его, правда? — всхлипывая, спросила Шевретта.

— Не могу, — вздохнул Уолтер. — Королева Генриетта требует, чтобы я немедленно вернулся в Англию. Я сегодня получил от неё очередное письмо.

Мари зарыдала ещё громче.

— Скорее всего, мне не удастся добраться до Кале, так как люди кардинала охотятся за мной, словно гончие за зайцем, — ещё раз вздохнул молодой человек. — Но, — поспешно добавил он, так как рыдания герцогини усилились, — я всё же постараюсь спасти вашего Шале... чтоб его черти взяли!

Горькие слёзы на прелестном лице герцогини тут же исчезли, и она живо спросила:

— Вы что-то придумали? Говорите же!

— Единственный способ вырвать графа из рук палача — это устроить ему побег. А когда Шале будет на свободе, я увезу его с собой в Лондон.

— Но ведь казнь назначена на завтра! — возразила герцогиня.

— Они будут вынуждены перенести казнь, так как не найдут палача — ни в Нанте, ни в его окрестностях. Успокойтесь, Мари. Я спасу вашего Шале, даже если для этого мне придётся разрушить Нантскую тюрьму. Но дайте мне слово, что после этого вы отпустите меня в Англию.

— Даю! — обрадованно воскликнула Шевретта. — Если, конечно, вам самому захочется меня покинуть.

Уолтер молча поцеловал ей руку и вышел.

*** * ***

Вечер 19 августа 1626 года выдался по-летнему жарким и душным. На главной Нантской площади собралась толпа народа, чтобы насладиться кровавым зрелищем.

— Как такое может быть? — прошептал Уолтер, глядя на неподвижную фигуру в красном, дрожащими руками сжимающую меч. — Откуда же взялся этот палач?

Удивление милорда можно было легко понять, так как накануне он заплатил внушительную сумму палачу и его помощникам, и те исчезли в неизвестном направлении. Уолтер был уверен, что в Нанте и его окрестностях не осталось ни одного палача, и сейчас, видя живое воплощение своей ошибки, не знал, что и подумать.

— А это один из узников Нантской тюрьмы, — словоохотливо объяснил ему какой-то солдат, стоявший в оцеплении. — Этого разбойника должны были вздёрнуть на виселице, но король, узнав об исчезновении палача, пообещал помилование любому смертнику, согласившемуся заменить того на эшафоте.

Монтегю с презрением взглянул на самопровозглашённого палача, а ремесленник, стоявший рядом с Уолтером, плюнул в его сторону.

Тем временем на эшафот поднялся Шале, поддерживаемый гвардейцем и матерью. Мужественная женщина в последний раз обняла сына и подошла к Уолтеру.

— Анри говорит, что Ришелье обещал ему помилование, — растерянно проговорила она.

И действительно, осуждённый с отчаянной надеждой оглядывался вокруг, ожидая обещанного гонца с королевским указом. Но тщетно. Поцеловав распятье, поднесённое ему священником, он встал на колени и, опуская голову на плаху, громко воскликнул:

— Так вот твоя клятва, предатель кардинал? На том свете я не упрекну тебя, потому что буду в раю, а ты пойдёшь в вечный огонь!

Потом оглянулся на палача.

— Не затягивай, друг, — шепнул он. — Отруби с одного удара.

Палач, ещё более бледный, чем сам преступник, взялся за меч. Он размахнулся, но меч оказался слишком лёгким и плохо отточенным, поэтому лишь сбил несчастного на помост. Толпа ахнула. Из уст осуждённого вырвался нечеловеческий крик. Ещё удар... третий... четвёртый... Шале, ещё в полном сознании, кричал от боли, упоминая имена матери и герцогини де Шеврёз. Уолтер, ошеломлённый страшным зрелищем, прижал к себе нечастную женщину, от души порадовавшись, что Мари не смогла заставить себя присутствовать на экзекуции.

А самозванец рубил и рубил мечом по шее жертвы, отрывая куски кожи и мяса, но не нанося ни одного смертельного удара. На двадцатом ударе Шале ещё кричал. Кровь ручьями лилась по эшафоту, и ропот возмущённого народа вторил воплям осуждённого.

Ремесленник, стоявший рядом с Монтегю, бросил на эшафот долото.

— Возьми, мерзавец! — крикнул он палачу. — Может, хоть этим доконаешь!

...Понадобилось тридцать четыре удара, чтобы голова наконец отделилась от измученного тела.

*** * ***

Когда всё закончилось, Уолтер склонился к госпоже де Монлюк. Нечастная женщина была без сознания. Кто-то плеснул ей в лицо водой, и осиротевшая мать открыла глаза.

— Уже всё? — тихо спросила она.