Битва за Францию - Страница 100


К оглавлению

100

   — Это хорошо, — кивнул Уолтер. — Знания, друг мой, имеют неприятное свойство укорачивать жизнь.

Наступила неловкая тишина. Наконец иезуит сказал:

   — Генерал приказал сообщить вам, милорд, что вам присвоено звание професса. Вы можете выбирать себе ту область, где, как вам кажется, вы сможете полностью раскрыть свои таланты. Правда, выбор у вас невелик: Чехия либо Венгрия... Вы, конечно, можете отложить своё решение до возвращения в Рим, — добавил он, заметив колебание молодого человека.

   — Я отвечу вам сейчас, — решительно произнёс Монтегю. — Я выбираю Англию. Именно её мне предлагал святой отец в качестве вознаграждения за успешное выполнение задания.

   — Позволю себе заметить, милорд, — улыбнулся монах, — что орден иезуитов изгнан из королевства. Мы не можем гарантировать вам здесь той полноты власти, которую бы вы получили, возглавив католическую область.

   — Пустяки, — махнул рукой Монтегю. — Будьте так любезны сказать генералу, что я решил остаться в Англии.

Ему показалось, что его собеседник ничуть не удивился.

   — Генерал предвидел, что таковым будет ваше решение. Он освобождает вас от ваших обетов. И, если, милорд, вам больше нечего передать генералу, я бы хотел вас покинуть. Уже ночь, а гулять лондонскими улицами после захода солнца небезопасно.

   — Передайте генералу мои наилучшие пожелания, — улыбнулся молодой человек.


* * *

После ухода иезуита Уолтер долго сидел неподвижно, не обращая внимания на то, что свечи, тускло освещающие комнату, одна за другой начали гаснуть. Когда погасла последняя свеча и чёрная ночная тьма сменилась блёклым предутренним светом, он встал, подошёл к окну и распахнул его. Сквозь ночь уже пробивался рассвет, обагрив горизонт цветом пролитой крови. Но на тёмном небосводе ещё видны были звёзды, сияющие на тёмном небе, словно прекрасные глаза Генриетты. Это было начало нового дня, нет, новой жизни.

   — Свободен! — крикнул он ей навстречу. — Свободен!

ПОСЛЕСЛОВИЕ


20 апреля 1629 года между Англией и Францией был подписан мирный договор.

Кардинал Ришелье, который вначале отнёсся крайне настороженно к приезду Монтегю, боясь, что тот не забыл дней, проведённых в Бастилии, вскоре убедился, что английский посланник — человек незлопамятный. И, хотя у его высокопреосвященства были некоторые претензии к его острому уму и сильной воле, которые не позволили французскому министру руководствоваться исключительно интересами Франции, заключая мир, всё же он был признателен молодому человеку за то, что им всё же удалось достичь взаимопонимания. Правда, Ришелье по-прежнему не желал объявлять Испании войну, но собирался поддерживать интересы герцога Неверского в войне за мантуанское наследство. Когда Уолтер выразил опасения, что Габсбурги легко проглотят горькую пилюлю, хоть и прикрытую внушительным количеством дипломатического сахара и тогда Франция может остаться один на один с сильнейшим врагом, так как король Дании вот-вот подпишет с мир с императором, Ришелье сказал:

— Я могу не бояться этого, пока у Франции есть деньги, чтобы раздавать их направо и налево тем, кто готов воевать против Габсбургов. Пистоли с успехом могут заменить грохот пушек.

   — Где-то я уже это слышал, — усмехнулся Уолтер, вспомнив, как Бэкингем уговаривал короля оплачивать военные издержки Дании в войне с императором. — Но, — вслух произнёс он. — Швеция не смогла присоединиться к Гаагскому договору из-за своих распрей с Польшей, и поскольку польский король всё ещё желает носить шведскую корону, то пасьянс у вашего преосвященства может и не сложиться.

   — Ну, так нужно их помирить, — небрежно бросил Ришелье, так, словно это было самое простое дело. — И кому, как не мне, кардиналу церкви, следует этим заняться.

   — И, заключив мир, польский король, женатый на сестре императора Фердинанда, тут же придёт на помощь своему шурину, — заметил Уолтер. — Если бы ларец так просто открывался, герцог Бэкингем, который предлагал вашему преосвященству этот план, давно бы подобрал к нему ключ.

Ришелье задумался.

   — Вы умный человек, господин Монтегю, — наконец сказал он. — Я стану ходатайствовать, чтобы именно вас, милорд, направили во Францию в качестве постоянного посла.

Уолтер поблагодарил его высокопреосвященство за добрые намерения, но про себя подумал, что ему найдётся занятие и в Англии, где за время его отсутствия произошли серьёзные перемены.


* * *

Во время парламентской сессии депутат Элиот не нашёл ничего умнее, как выступить в защиту церкви, предложив реформировать её, следуя канонам крайнего пуританизма, а также поднял вопрос о запрете взимать пошлину с веса и меры товаров, что являлось королевской привилегией, добавив, что всякий плательщик этого налога будет считаться врагом государства.

В ответ взбешённый король выслал солдат, чтобы распустить парламент. Но депутаты заперли дверь и не покинули зал заседаний до тех пор, пока не утвердили один за другим все пункты ранее подписанной королём «Петиции о правах», что вконец разозлило монарха, который надеялся, что этот позорный для него документ так и останется на бумаге. Парламент был распущен, чтобы собраться заново только через 11 лет.

Девять самых активных депутатов, среди которых находился и Элиот, были арестованы. Те, которые согласились признать свою вину в покушении на авторитет королевской власти, были отпущены, но для остальных непокорных потекли долгие месяцы и даже годы строгого тюремного заключения. Как и предсказывал Уолтер, многим пришлось с теплотой вспоминать время Бэкингема, который за время пребывания у власти не предал смерти ни одного своего врага, а те, кто и были заключены в Тауэр, оставались там очень недолго. Элиот так и умер в тюрьме, но его идеи остались жить, вдохновляя на борьбу новых противников королевской власти.

100